В Мадриде, Милане, Лондоне, Москве при первых же неудачах команд именно в их честь вывешиваются оскорбительные баннеры и звучит с трибун брань, потому что они… А что мы, собственно, о них знаем? О Евгении Гинере, Александре Федуне, Александре Дюкове и тем более об Ольге Смородской.
С президентом московского «Локомотива» я встретился не для того, чтобы развеять сиюминутные слухи, которых в последнее время вокруг команды с избытком. Тем более не для того, чтобы породить новые. Целью материала было рассказать о человеке, возглавившем один из российских топ-клубов.
МЕЖДУ МУЗЫКОЙ И МАТЕМАТИКОЙ
— Я родилась в семье военнослужащего.
В 10 лет я начала заниматься лыжами. Моим тренером была первая олимпийская чемпионка Вера Баранова. Обычно на тренировках впереди шли мальчики, потом мы, маленькие, а за нами — тренер. Мы знали о её невероятных достижениях, и нам было стыдно устать или чего-то не суметь. Так что как терпеть на дистанции, я знаю очень хорошо.
Отец был лётчиком дальней авиации. Мама окончила мехмат рижского университета. Она уникальная личность. В 15 лет пришла в Ригу к тёте из тюменского поселка Ишим фактически пешком, как Ломоносов. Время было тяжёлое — послевоенное. Мать запретила ей жить у тетки, сказав, что её дочь никогда не будет приживалкой. И она поступила сначала в торговый техникум, где ей дали общежитие, а потом — в рижский университет. Хотела быть учителем математики. Отец служил в Белоруссии. Поселок дальней авиации Зябровка. После Риги это была настоящая глушь. Папа ходил к своему командиру — просил помочь найти для мамы место в школе, иначе распадётся молодая семья. Там я прожила первые пять лет жизни. Потом мы переехали в Москву. Дело в том, что во время одного из полётов папа сильно пострадал и летать уже не мог.
В 10 лет я начала заниматься лыжами. Моим тренером была первая олимпийская чемпионка Вера Баранова. Обычно на тренировках впереди шли мальчики, потом мы, маленькие, а за нами — тренер. Мы знали о её невероятных достижениях, и нам было стыдно устать или чего-то не суметь. Так что как терпеть на дистанции, я знаю очень хорошо. Лыжи — очень тяжёлая работа. В 12 лет я выиграла золотую медаль на первенстве Москвы в своём возрасте и стала героем в школе. После этого у меня как-то всё пошло на лад. Была старостой в классе, секретарём комитета комсомола.
— Одновременно вы ещё и музыкой занимались. Как всё это сочеталось – математика, спорт, музыка?
— Знаете, после того как выиграла медаль, я всего раз восемь встала на беговые лыжи. Я себе доказала, что могу. И всё. А музыкой я занималась с удовольствием. Тем более что одним из моих учителей был Мстислав Ростропович. Это удивительная история из моей жизни и жизни нашего государства. В то время Ростроповича стали преследовать, отовсюду выгоняли, запрещали концерты. В первую Центральную музыкальную школу его не взяли. Я училась во второй. Между ними разница в создании – всего год. Одну открыли в 1918 году, другую в 1919-м. Наша считалась второй, может быть, поэтому его к нам и взяли. Тогда я ничего не понимала. Пришла домой и говорю: «А у нас сегодня Ростропович вёл оркестр». С мамой чуть удар не случился: «Как у вас? Его же отовсюду выгнали…»
Ростропович был выдающимся учителем. Для ребёнка, особенно если он играет на фортепьяно, оркестр — невероятно тяжёлая работа и огромная психологическая ответственность. Перед оркестром ты один. Если вступил не
Ростропович был выдающимся учителем. Для ребенка, особенно если он играет на фортепьяно, оркестр — невероятно тяжёлая работа и огромная психологическая ответственность. Перед оркестром ты один. Если вступил не вовремя или сбился, все знают, кто виноват. Совсем по-другому, когда играешь один, в своё удовольствие. Конечно, было страшно. Но Ростропович никогда никого не унижал.
вовремя или сбился, все знают, кто виноват. Совсем по-другому, когда играешь один, в своё удовольствие. Конечно, было страшно. Но Ростропович никогда никого не унижал. И на оркестр я всегда бежала с радостью.
— А сейчас вы играете?
— Нет, сейчас я не играю вообще. Выбор между математикой и музыкой был мучительно тяжёлым. Я плакала, но выбрала математику и пошла учиться в школу при МГУ — на экономическом факультете открыли школу юного математика. И получила огромный кайф! У нас преподавал Шаталин (тогда он был ещё профессором), Гавриил Попов, Тамбовцев… А потом поступила в Плешку…
— В то время было очень сложно поступить в Плехановский институт.
— На кибернетику было всего шесть человек на место. Так как я окончила школу с золотой медалью, то сдавала всего один письменный экзамен. Написала на пять и прошла.
ЭКОНОМИКА, СОЦИОЛОГИЯ, МЕНЕДЖМЕНТ
— После института был Госплан?
— Я получила красный диплом, поэтому могла сама выбирать распределение. Выбрала Госплан. Занималась написанием программ для первых компьютеров, которые тогда были только там и в НПО им. Лавочкина, где проектировали самолёты. У остальных были только перфокарты, на которых хранили информацию. Я написала для Госплана программу на Бейсике.
— У вас была какая-то очень любопытная тема диссертации.
— «Теория нечётких множеств для определения неопределённости в экономике». В экономике есть множество факторов, которые нельзя точно определить. Например, погодные — для урожая. Есть теория нечётких множеств, которые нивелируют эту неопределённость.
— Вы занимались экономической наукой, аналитикой…
— И социологией. Хотя неясно было, кому это нужно. Тогда социология считалась чуть ли не лженаукой, а мы придумывали какие-то опросы. Наступил 1991 год — и это стало нужно. Я и на баррикады в 1991-м ходила. Считаю большим счастьем, что тогда к власти пришёл Ельцин. То, что сделал Гайдар, недооценивать сейчас было бы неправильно. С экономической точки зрения тогда был запредельный кризис. Ещё в 1985 году академик Аганбегян прочёл закрытую лекцию в МГУ, после которой я три ночи не могла переварить всего, что он рассказал. События 1991 года были экономически неизбежны, потому что плановая экономика должна была когда-то закончиться. А любой переход от одной экономической системы к другой чреват войной, политическими потрясениями и очень сложной экономической ситуацией. При цене на нефть 10-11 долларов за баррель тянуть экономику было не на чем. Тем не менее удалось не только избежать войны, но и дать каждому человеку в его крошечной квартире свободу выбора: печь пирожки и идти продавать их у метро или ждать от государства помощи в виде пособий. Наш народ оказался настолько талантливым, что выдюжил. Сейчас о такой свободе для бизнеса мы можем только мечтать.
— А как вы попали в строительство?
— В департамент строительства при правительстве Москвы меня пригласил Владимир Иосифович Ресин. Он меня заметил, когда я занималась первыми выборами в Госдуму. Я с ним встречалась по вопросу развески баннеров. А после выборов он мне сказал: «Что-то ты много там, девка, тянешь. Приходи ко мне поработать». Честно говоря, в строительстве я не понимала ровным счётом ничего. Но когда на совещании говорят: ты должна найти инвесторов на стилобатную часть, нужно что-то делать. И я подумала: ну что стоит их строительство
Поскольку папа был военным, моя первая любовь — ЦСКА. Я этого не скрываю. Хожу на международные матчи ЦСКА, потому что могу гордиться тем, чего мы там достигли.
против моей экономики, если не считать чертежей, конечно. Пошла в Ленинку и выучила всё. Уже через неделю могла объяснить, что такое стилобатная часть и многое другое. Это тоже свойство моего характера — я не могу не дотягивать.
— Потом было объединение «Интеррос», должность вице-президента «Внешторгбанка» — и это всё вполне укладывается в вертикаль карьерного роста, и вдруг… ЦСКА. Как вас вдруг в спорт унесло?
— Всё в моей жизни было хорошо. Я работала, была довольна и счастлива. В 2002 году власть на самом верху решила навести порядок в ЦСКА. Большой ЦСКА в тот момент буквально превратился в рынок. В спортивных комплексах в самом сердце столицы работали чуть ли не три рынка, а в спорте был развал. Получив неожиданное предложение возглавить ЦСКА, я не смогла отказаться. Это было для меня невероятным кульбитом и вызовом одновременно, потому что менеджментом в спорте я не занималась никогда.
В БОЛЬШОМ ЦСКА
— А футболом вы интересовались?
— Всегда. Поскольку папа был военным, моя первая любовь — ЦСКА. Я этого не скрываю. Хожу на международные матчи ЦСКА, потому что могу гордиться тем, чего мы там достигли.
— А когда уже после вашего назначения «Локомотив» играл с ЦСКА, вы за кого болели?
— Конечно, за «Локомотив», это же очевидно.
— Я заметил, что вы в очень хороших отношениях с Евгением Гинером. А когда вы были его непосредственным начальником, отношения были такими же?
____________________________
Продолжение читайте в еженедельнике «Футбол» №49.
В продаже с 3 декабря 2010.